Подвижник науки и просвещения
И.А. АНДРЕЕВ, профессор
Профессор Василий Георгиевич Егоров относится к той блестящей плеяде чувашских ученых и деятелей просвещения, на долю которых досталось выполнение культурно-исторических задач по приобщению чувашей к цивилизованному сообществу наций. Наиболее яркими представителями этой плеяды, кроме него, были Тимофей Матвеевич Матвеев, Федор Тимофеевич Тимофеев (Тимухха Х\вет\р\ — как он себя называл), Емельян Захарович Захаров. Все они были людьми одного поколения, все прошли школу просветителя чувашского народа И.Я. Яковлева и в дальнейшем свято выполняли свой долг перед родным народом. В 20—30-е годы прошлого века среди чувашей не было имен более популярных, чем их имена. Именно они внесли неоценимый вклад в нормализацию письменного чувашского языка, разрабатывая терминологию, упорядочивая чувашскую орфографию и пунктуацию. В 20-е годы были создателями и основными работниками Чувашского рабфака, а в начале 30-х годов с открытием Чувашского научно-исследовательского и педагогического институтов на их плечи легла задача подготовки специалистов по чувашской филологии.
К сожалению, судьба большинства первых чувашских ученых к концу 30-х годов сложилась трагически. По наветам клеветников и мелких кляузников Ф.Т. Тимофеев, Т.М. Матвеев и Е.З. Захаров были обвинены в национализме и репрессированы. Из лагерей они не вернулись.
Чудом избежал этой участи Василий Георгиевич Егоров. В один из далеко не прекрасных дней 1937 года в газете «Красная Чувашия» появилась рецензия на его «Чувашско-русский словарь», вышедший в 1935 году. Между прочим, это был первый нормативный словарь чувашской лексики. Рецензент обнаружил крамолу в словаре в том, что его автор якобы в скрытой форме призывает к борьбе против советской власти: глаголы дает в начальной форме, совпадающей с формой повелительного наклонения (ёап, ё\м\р, аркат, к\реш и т. д.). Между тем, эта форма стала словарной еще со времени Н.И. Золотницкого (с середины XIX века) и ни у кого никаких призывных ассоциаций не вызывала. Ан нет, оказывается. Не зря говорят, что при желании и в Библии можно обнаружить такие места, которые можно истолковать как ересь и на этом основании их автора следует казнить.
Прочитал в газете эту кляузу Василий Георгиевич, собрал денежки, какие у них были с супругой Анастасией Марковной, положил в котомку (рюкзаков в то время еще не было) пару белья и буханку-другую хлеба — и ушел из дома. И даже жене не сказал, куда уходит. А вечером за ним пришел уже «воронок» (так в то время называли арестантские машины).
Год пробыл в бегах ученый (жил у дальних родственников в Сибири). А когда вернулся, в органах уже позабыли и о нем, и о статье в газете: дел и без него у органов было невпроворот. Возможно, нашлись грамотные люди и подсказали, что в чувашских глагольных формах, фигурирующих в словарях, никакого антисоветского призыва не содержится. Могли заглянуть и в другие чувашские словари (хотя бы Н.И. Ашмарина), в которых глаголы даются в той же начальной форме. Но страх перед карающей властью в душе ученого остался на всю жизнь.
Запомнился мне из его жизни другой эпизод. В 1961 году Дж. Крюгер (американец украинского происхождения) для студентов университетов, изучающих чувашский язык, издал достаточно объемистый учебник чувашского языка. По сведениям автора, в то время чувашский язык изучали в семи университетах США. Естественно, свой учебник автор прислал и В.Г. Егорову, как наиболее авторитетному специалисту. Событие по тем временам никак не могло пройти мимо внимания советской разведки и цензуры.
В обширном введении автор книги изложил пространные сведения о чувашах вообще. Эти сведения были почерпнуты им из источников XIX века. Сам он побывал в СССР, но в Чувашию его не пустили (наша республика в то время для иностранцев была закрыта). Отзывы о чувашах были весьма нелестные, дескать живут они очень бедно, питаются скудно, дома сплошь под соломенной крышей, приземистые, с крохотными окнами, зимой молодняк домашней живности находится в домах вместе с людьми. Разумеется, клеветы на чувашский быт в этих словах не было никакой. Такая картина наблюдалась вплоть до середины XX века. Я и сам вырос, играя в доме с ягнятами и телятами. Ясное дело, в таких условиях о соблюдении санитарных норм говорить не приходилось. Но это к слову.
Естественно, через 40 лет советского режима властям не хотелось предстать перед миром в таком неприглядном для жизни народа виде. Кто-то из центральных журналистов подготовил большую статью в ответ на книгу Крюгера, обвинив автора в клевете на советскую действительность, а подписать статью принесли В.Г. Егорову. А тот за советом пришел ко мне, дескать, что ему будет, если он не подпишет эту статью. Я его успокоил, сказав, что ничего не будет, что времена уже изменились, на смену сталинского режима пришла оттепель.
Однако статья тем не менее появилась в газете «Советская Россия», но за подписью другого чувашского ученого.
Говорю об этом потому, что хочу подчеркнуть стремление В.Г. Егорова жить по правде и по совести, как его учили родители, школа и среда, которая его формировала.
А учиться ему довелось немало. Он прошел все ступени тогдашней образовательной системы — земская школа, двухклассное училище, затем Симбирская чувашская учительская школа, духовная семинария (как ступень для поступления в высшее учебное заведение), Казанская духовная академия, после чего Петербургский университет (где его учителями были ученые с мировыми именами академики А.А. Шахматов, Л.В. Щерба, профессор Бодуэн де Куртене) и одновременно с университетом Петербургский археологический институт. И везде с похвальными листами и с дипломами первой степени. Он был первым (и, пожалуй, единственным) человеком из чувашей, сумевшим получить еще до 1917 г. три высших образования. Все это говорит о его настойчивости, целеустремленности, желании расширить свой кругозор и громадном трудолюбии.
В науку Василий Георгиевич пришел как лингвист-русист. В 1916 г., будучи преподавателем русского языка Елабужского реального училища, в «Филологических записках» (вып. II—III, стр. 189—236; вып. IV—V, стр. 474—523), выходивших в Воронеже, он опубликовал большую работу под названием «Согласование числительных с существительными в великорусских юридических памятниках XV—XVII веков». На огромном фактическом материале, собранном из памятников письменности с XI по XIX век автор проследил развитие имен числительных в разные периоды истории русского языка.
С 1925 г. В.Г. Егоров начинает работать в вузах — вначале в Казани, затем в Чебоксарах. С этого времени он почти целиком посвящает себя изучению чувашского языка.
В 1928 г. (в 4-м номере «Научно-педагогического сборника» Казанского восточно-педагогического института) у него печатается первая работа по чувашскому языку под названием «Закон гармонии гласных в чувашском языке». Широкая лингвистическая эрудиция, владение методикой сравнительно-исторического анализа помогли ему успешно справиться с темой, совершенно чуждой для него по вузовской подготовке.
Закон гармонии гласных в тюркских языках был установлен задолго до В.Г. Егорова, но его проявление в чувашском специально изучено не было. Н.И. Ашмарин лишь вскользь коснулся этого явления. Правда, И.Я. Яковлев при создании алфавита явление палатального сингармонизма учел почти исчерпывающе. В.Г. Егоров, кроме палатального, описал встречающийся в говорах среднего и верхового диалекта губной (или лабиальный) сингармонизм.
В 1930 г. в Москве вышла книга Василия Георгиевича «Введение в изучение чувашского языка». Она замечательна тем, что в ней намечены вехи, по которым пойдет весь дальнейший исследовательский путь автора. Это, во-первых, общетеоретические вопросы, затем изучение лексического состава чувашского языка, его диалектов, взаимоотношение чувашского языка с родственными и неродственными языками, история изучения чувашского языка. Вслед за Н.И. Ашмариным, а также венгерскими и финскими учеными (Рамстедт, Рясянен, Гомбоц) установил в чувашском языке заимствования из кыпчакского, арабского, персидского, древнееврейского и финно-угорских языков. Последующее поколение чувашских ученых (М.Р. Федотов, М.И. Скворцов, Н.И. Егоров, В.И. Сергеев) значительно углубили исследования по исторической лексикологии чувашского языка.
В 1931 г. Василий Георгиевич публикует аннотированный «Библиографический указатель литературы по чувашскому языку». Значение такого рода работы хорошо характеризуется словами В.И. Межова, взятыми автором в качестве эпиграфа к своему труду: «Библиография есть азбука всякой науки. Без нее литература и наука представляются обширным кладбищем с зарытыми кладами, отыскивание и разрытие которых сопряжено с величайшими затруднениями». Указатель выполнен очень тщательно, он охватывает литературу с XVIII века, когда чувашский язык становится объектом научного изучения, до 1 января 1931 г. Включает как отечественные, так и зарубежные (что особенно важно) исследования.
Особую статью посвятил В.Г. Егоров первой печатной грамматике чувашского языка 1769 г. («Тюркологический сборник». М.—Л., 1951, стр. 85—92). Как известно, грамматика эта вышла без указания автора, даты и места издания. В.Г. Егоров установил автора (позднее авторство стали приписывать Ермею Рожанскому), год и место издания и дал обстоятельный лингвистический анализ этому первенцу чувашского языкознания.
Представляют немалый интерес труды В.Г. Егорова, посвященные Н.И. Ашмарину, И.Я. Яковлеву, Казанскому университету, Н. И. Золотницкому.
Авторитет А.В. Егорова в научном мире становится непререкаемым. К середине прошлого века об уровне чувашского языкознания ученые судят прежде всего по трудам Н.И. Ашмарина и В.Г. Егорова, их имена становятся символами науки о чувашском языке. Как и его предшественник (Н.И. Ашмарин), Василий Георгиевич был человеком величайшей скромности и порядочности, чуждым соображениям престижа и личной славы. В быту также был скромен и нетребователен — всегда довольствовался тем, что имел. Не добивался ни званий, ни чинов, ни должностей. Даже свою докторскую диссертацию защитил только по настоятельной рекомендации казанских, московских и петербургских коллег — в 1951 году, уже будучи в немолодом возрасте. Первую часть докторской диссертации в 1954 г. опубликовал в виде отдельной книги под названием «Современный чувашский литературный язык в сравнительно-историческом освещении» (вторым изданием она вышла в 1971 г. под видоизмененным названием), а вторая часть опубликована в виде отдельных глав в книге «Материалы по грамматике современного чувашского языка» (1957).
В научном творчестве В.Г. Егоров стремился стоять вне политической и идеологической конъюнктуры, хотя это не всегда ему удавалось. Так, данью времени и обстоятельствам явились две его статьи об этногенезе чувашей по данным языка (1950 и 1953 гг.), в которых он вынужден был отказаться от разделяемой ранее идеи о булгаро-чувашской преемственности. Правда, отказ у него вышел чисто декларативным.
Венцом творческой деятельности ученого явился «Этимологический словарь чувашского языка», который он выпустил в канун своего 85-летнего юбилея. После этого новых трудов он уже не создавал. Силы его стали иссякать, хотя прожил почти до 94 лет. «Этимологический словарь» В.Г. Егорова оказался бесценным источником изучения языка и истории чувашского народа. По нему можно проследить исторические контакты чувашей и их предков на протяжении многих столетий. Своим словарем вечно скромный старец изумил весь тюркский мир, поскольку ни по одному тюркскому языку СССР в то время подобного словаря не было. Они появились позднее. «Этимологический словарь» В.Г. Егорова и поныне остается бесценным пособием для специалистов по тюркским и финно-угорским языкам.
В кратких заметках нет возможности остановиться на всех проблемах, нашедших объяснение в его научном наследии. Количество его трудов, по нынешним меркам, наверное, не столь велико, однако велика их значимость. Он не спешил высказываться по любому поводу, его словесное орудие не стреляло «по воробьям».
Много сил, энергии и творческого вдохновения вложил В.Г. Егоров за свои 70 с лишним лет трудовой деятельности в дело воспитания и обучения молодого поколения и подготовки кадров. Сам он прошел все ступени педагогической работы, начиная от учителя двухклассного училища до профессора вуза. И везде являл собой пример предельной скромности, величайшего трудолюбия. Он был первым организатором и директором Чувашского рабфака, где при крайне неблагоприятных условиях наладил нормальное течение учебного процесса и сделал первый выпуск. После этого семь лет работал преподавателем Казанского чувашского педагогического техникума. С 1925 года до ухода на пенсию работал только в вузах и научных учреждениях. В то же время принимал деятельное участие в разработке программ, учебников и учебных пособий для школ. Им написано несколько учебников русского языка для чувашских школ, выдержавших ряд изданий. Его чувашско-русский и русско-чувашский словари в течение многих лет были настольными книгами как для учителей, так и для учеников.
В республике первым для него была учреждена аспирантура при педагогическом институте (в 1953 г.). Автор этих строк удостоился чести быть первым его аспирантом. И всю свою жизнь хранит уважение и благодарность своему дорогому учителю.