Никифорова Вера Николаевна - доцент кафедры русского языка и литературы
Метафора (греч. – перенесение) – один из основных тропов художественной речи. По определению Аристотеля, метафора «есть перенесение имени или с рода на вид или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии. Слагать хорошие метафоры — обозначает подмечать сходство (в природе)». Метафорическим слово или выражение становится тогда, когда оно употребляется не в прямом, автологическом, а в переносном значении. В основе метафоры лежит неназванное сравнение предмета с каким-либо другим предметом на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов. Будучи по своей конструкции образным выражением, основанным на сравнении, метафора в различных формах и модификациях присутствует во всяком поэтическом тропе. Наша бытовая речь богата метафорами, например: идет дождь, он потерял голову, кружится голова, торговая сеть, горячее сердце, убит горем, встает солнце, пришла весна, железная воля, у нее кровь с молоком, горящие глаза, тонкий голос, тяжелый характер и т. д. (см.: Квятковский А.П., стр.181-182).
Язык является основной общественно значимой (опосредованной мышлением) формой отражения окружающей человека действительности и самого себя. Рассмотрим на примере метафоры зеркала - метафоры диалога. Если описание семантики осуществляется в рамках монологической парадигмы, то при описании культурной коннотации естествен выход за ее пределы, т. е. за рамки чисто лингвистического описания.
Бахтинское понимание единиц диалога как «неких смысловых позиций», как «своего рода языковых мировоззрений» может быть отнесено к культурной коннотации, которая содержит именно элементы мировоззрения, а культурно коннотированный язык (например, церковнославянский) может восприниматься как тождественный определенному типу мировоззрения (см.: [Успенский 1994, т, 1. с. 333-367]).
Рассматривая функцию культурной коннотации как установку на дискурс, мы тем самым приписываем ей определенную позицию, на которую возможна, а иногда и ожидаема диалогическая реакция.
Как известно, определенную роль в «монологичности» лингвистического описания играют его метаязык, базовые метафоры. Одной из таких метафор, является метафора зеркала. Описание функций языка часто идет через уподобление его зеркалу. Анализы «зеркальной метафоры» и «метафоры зеркала» даны в статьях Б.Л.Борухова (Борухов Б.Л.1991) и Н.Г.Брагиной (Брагина Н.Г., М, 2007. с.336 – 345).
Лингвистический энциклопедический словарь, [Линг ЭС 199(1. с. 604] следующим образом определяет язык: «Язык является основной общественно значимой (опосредованной мышлением) формой отражения окружающей человека действительности и самого себя...». Словосочетания: язык отражает, в языке отражаются, языковые отражения, отражения в языке и т. д. очень частотны в лингвистической литературе.
Метафора зеркала является одной из важнейших в гуманитарных дисциплинах. Имплицируемые ею коннотации, обусловлены ситуацией:
- кто отражается (Бог, действительность);
- что есть зеркало (природа, мысль, сознание, загадка, картина, наука, вера, культура, язык);
- какие отношения возникают между отражением и отражаемым (сходство / несходство, правдивое отражение / ложное отражение).
Однако по ряду причин метафора зеркала применительно к языку не кажется удачной, поскольку отражение статично, оно только фиксирует образ. В метафоре зеркала не выражена идея взаимодействия, взаимообмена. Она также противоречит представлению о развитии: само зеркало, а также возникающие в нем отражения не развиваются. Отражения могут множиться, но не развиваться. Ставя вопрос о том, как соотносятся язык и культура, следует признать, что это отношения не столько отражательные, сколько диалогические (см.: [Телия 1996, с. 225; Вragina 1998в]).
Итак, язык и культура — две семиотические системы, существующие в едином смысловом пространстве, и взаимодействующие друг с другом в режиме диалога.
Ю. М. Лотман охарактеризовал ситуацию диалога следующим образом: «Наличие двух сходных и одновременно различных партнеров коммуникации на другом языке» [Лотман 1992, с. 18].
В. Г. Костомаров использует слово «вкус, определяя его как «меняющийся идеал пользования языком соответственно характеру эпохи» [Костомаров 1999, с. 32].
Наиболее отчетливо цикличность смены коннотаций прослеживается на примере слов / словосочетаний, которые в определенный период наделялись дополнительным ценностным смыслом, служили для выражения идеалов общества или отдельной культурно значимой группировки.
Периоды возникновения и смены культурных коннотаций можно охарактеризовать как ценностный, профанный, иронический, исторический.
• Ценностный период предполагает формирование системы строгой регламентации контекстов употребления и запретов на «недолжное» употребление. Слово / сочетание, как правило, имеет ценностную ориентацию на общественный идеал. 'Это способствует возникновению культурных коннотаций.
• Профанный период характеризуется отходом от жесткой регламентации и нарушением запретов, сформированных ранее. Контексты употребления расширяются, коннотативный фон слова, сформированный в первый период, начинает использоваться в разных целях: эстетических, агитационных, служить фигурой риторики.
• Во время иронического периода происходит обыгрывание ценностных коннотаций. В литературе активно используется прием иронии.
Исторический период характеризует нейтрализация культурных коннотаций, которые постепенно утрачивают кореферентную связь с определенным типом дискурса.
Смена периодов: ценностный, профанный, иронический и исторический - может приводить к смене культурных коннотаций у одного и того же слова / фразеологизма. Этот процесс может рассматриваться как удовлетворяющий второму условию ситуации диалога (циклическая смена периодов высокой активности информации и периодов максимального ее снижения).
Культура может самоописываться, саморепрезинтироваться в языке. Наиболее ярко иллюстрируют эту способность единицы фразеологии, которые, как правило, обладают двойным кодом: собственно языковым и культурным. Культурный код маркируется как «чужой голос». Т. М. Николаева предлагает в качестве доказательного критерия, отграничивающего речевые стереотипы от свободных компонентов высказывания, критерий «оценки по перцептивному и продуктивному высказыванию. А именно - говорящий употребляет этот фрагмент как чужую речь и сам это ощущает, и что же ощущает слушающий, поэтому и «Велика Федора, да дура», и «Счастливые часов не наблюдают», и «Командовать парадом буду я», равно продуцируются как кусочки чужого текста» [Николаева 2000, с. 149].
Рассматривая фразеологизмы как единицы языка, в данном случае определяем их грамматический статус, их семантику, парадигматику, синтагматику и т. д. Определяя их как «культурные тела» [Телия 1996], мы выявляем их соотношение с разными типами дискурса и т. д.
Таким образом, фразеологические единицы могут быть определены как компоненты единого текста, который возник в результате взаимодействия языка и культуры. Это позволяет считать, что третье условие диалога (транслируемый текст и полученный на него ответ должны образовывать единый текст) также имеет место. Иными словами, при описании процессов, возникающих между языком и культурой, метафора диалога кажется предпочтительной.
Названные ценностный, профанный, иронический, и исторический периоды существования культурных коннотаций характеризуются определенным набором условий.
Ценностный период характеризуется следующими условиями.
Важным источником ценностных культурных коннотаций является вера, поскольку она не предполагает доказательств. У ключевых для религии, идеологии, литературного направления слов / фразеологизмов появляется символьное значение, в основании которого лежит вера.
В словаре В. И. Даля читаем следующее толкование: Вера 'уверенность, убеждение, твердое сознание, понятие о чем-либо, особенно предметах высших, невещественных, духовных'; || 'верование; отсутствие всякого сомнения или колебания о бытии и существе Бога; безусловное признание истин, открытых Богом. Соответственно верующий человек — это человек, у которого есть представление, понимание, существования высших духовных предметов, истинность которых не требует доказательств, не нуждается в них. Анализу языковых значений слова вера посвящен ряд работ [Селезнев 1988; Шмелев 1993].
Слова/ фразеологизмы, имеющие ценностные коннотации, формируют культурно-языковую страту. Круг людей, использующих такой язык, ограничен. Язык разграничивает «своих» и «чужих».
Из выделенных Т. М. Николаевой и И. А. Седаковой четырех типов функционирования клишированных речений: I) свое для своих; 2) чужое для своих; 3) свое для чужих; 4) чужое для чужих [Николаева 2000, с. 153] — ценностные культурные коннотации характеризуют языковые единицы, относящиеся к первой группе. Формируется система запретов (табу) на употребление его в не адекватной ситуации — «не по делу», запретов на употребление языковых единиц, содержащих элементы «другой веры».
Профанный период характеризуется сначала нежестким соблюдением перечисленных условий, а затем полным их несоблюдением. «Ценностные», «сакрализованные» слова / фразеологизмы присваиваются и используются «чужими» в неадекватной ситуации. Разные культуры и противоречащие друг другу идеологии смешиваются.
В иронический период «ценностные», «сакрализованные» слова не присваиваются, но, наоборот, отчуждаются. Их цитируют и обыгрывают, их демонстрируют как языковой прием, как элементы новой эстетики.
Исторический период, предполагающий нейтрализацию культурных коннотаций, означает, что слова и фразеологизмы либо перешли в разряд историзмов, либо сохранились в современном языке и употребляются без особой спецификации. Ниже рассмотрим примеры функционирования и смены культурных коннотаций слов/фразеологизмов, относящихся к разным типам дискурса и разным временным периодам.
Архаический период (мифологический дискурс). В архаический период существовало разделение языка на обыденный, который мыслился как «необработанный» и сакральный, «обработанный» язык или «язык людей» и «язык богов», «Язык богов» включал в себя звукоподражание, архаические слова, метафорические иносказания, метонимии, синонимические дублеты, намеренные словоизменения. Сакральное слово одновременно было и магическим, и мифологическим, поскольку заклинания, ритуальные песни неотделимы от определенных представлении о предках, духах, богах. Слияние сакрального слова, сакральной формулы с мифологемой устанавливало связь с традицией, с прошлым, давая слову дополнительную сакрализацию.
«Языком богов» владели «мудрецы», «жрецы», «шаманы». Владение «языком богов» было ключевым в их вербальном поведении. Язык использовался строго в определенных ситуациях, связанных: I) с обрядом, религиозно-магическим ритуалом; 2) с предметом речи, относящимся к сфере общинного предания, к традиционной или к пророческой «мудрости».
Со временем слова / фразеологизмы постепенно теряют магическую функцию. На основе сакрального языка появляются тропы, развивается эстетическая функция языка. Ценностный период сменяется профаническим. В отношении «языка богов» тропы выражают профанную сущность текста. Они все более начинают ощущаться как украшения [Гринцер 1994, с. 55]. Смену сакрального, пророческого слова на профанное выразил Н. С. Гумилев в стихотворении «Слово» (см. отрывок):
……………………………………………………………………
И в Евангельи от Иоанна,-//Сказано, что слово что Бог.
Мы ему поставили пределом//Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом, // Дурно пахнут мертвые слова.
Прямым наследником «языка богов» становится «язык поэтов». «Сказители» отделились от «шаманов» и «мудрецов» — владельцев языка богов» в поздний архаический период. Однако следы этой связи сохраняются и по сей день. Поэт часто воспринимается «больше, чем поэт». Ожидание великого поэта сродни ожиданию пророка, Миссии. Рассмотренная выше модель смены культурных коннотаций функционировала в архаический период, а именно:
• существовал сакральный язык;
• круг людей, использовавших его, был ограничен;
• сакральный язык употреблялся в строго определенных ситуациях,
• профанный период начался с изменения функции: магическое слово стало выполнять эстетическую функцию.
Религиозный дискурс. Примером культурной коннотированности служит церковнославянский язык. Б.А. Успенский пишет: «Церковнославянский язык понимался на Руси не просто как одна из возможных систем передачи информации, но прежде всего как система символического представления православного вероисповедания, т. е. как Икона Православия» [Успенский 1994, т. 1,с. 340].
Следование языковому канону оценивалось как правильное поведение, а отход от него - как отход от веры. Разделение на «своих» и «чужих» осуществлялось четко и последовательно: христианин - еретик. На использование некоторых фразеологизмов были наложены ограничения: словосочетание солнце праведное употреблялось только по отношению к Богу и не могло относиться к человеку; Протопоп Аввакум протестовал против использования сакральных эпитетов по отношению к царю, например, считал недопустимым, чтобы царей называли святыми (святой государь царь).
В древнерусских епитимейниках неоднократно встречается правило. Один из его пунктов запрещает говорить дождь идет. За нарушение правила полагалось сто поклонов. Считалось, что при его произнесении данных слов происходит оживление языческих верований. В данном случае речь идет о запрете на употребление культурно маркированных языковых единиц в неадекватной ситуации, а также о запрете на употребление фразеологизмов, содержащих элементы «другой веры».
Литературный дискурс. В разные периоды отдельные слова, фразеологизмы становились символами определенного литературного направления и. более важно, символами веры, т. е. подвергаются сакрализации. Достаточно показателен в этом отношении пример с литературным течением «символизм», ср. свидетельство Л. Я. Гинзбург: «В речи символистической интеллигенции с большой буквы писались и серьезно произносились слова Бездна, Вечность, Искупение. Это были слова с положительным знаком, выражавшие несомненные идеологические ценности. В речи народнической интеллигенции так же ценностно звучали слова: личность, лучшие порывы, на страже общественных интересов. Высшие женские курсы… Обе культуры кончились. (...) Но в то же время символистическая речь неудержимо быстро спускалась к обывателю. (...) Слова, пустые, как упраздненные ассигнации, слова, не оправданные больше ни творческими усилиями, ни страданиями, ни социальными потрясениями, в свое время положившими основания их ценности, В обывательском высоком слоге, подобранном по признаку красивых слов, безразлично смешивается терминология разных культур и противоречивых идеологических систем» [Гинзбург 1987, с, 242—243].
Первый этап охарактеризован как выражающий несомненные идеологические ценности. Отмечается ограниченный круг людей, использующих сакрализованный язык — «символистическая интеллигенция» в первом случае, и народническая интеллигенция — во втором. Оба противопоставлены обывателю (оппозиция «свой» — «чужой»). Позже в языке обывателя происходит смешение стилей, что означает окончание ценностного и наступление профанного периода.
Идеологический дискурс. В России после революции 1917 г, в процессе возникновения новой идеологии произошла сакрализация некоторых слов и фразеологизмов. Например, относительно словосочетания классовая борьба один из революционных лидеров (Карл Радек) заметил, что этот фразеологизм еще надо уметь употреблять, имея в виду, что не каждому можно позволить это делать [Жак Деррида 1993, с. 89]. Систему запретов на употребление единиц языка, непосредственно содержащих элементы «другой веры», можно проиллюстрировать на примере толковых словарей, написанных в советское время. В них при редактировании частично купировались фразеологизмы, содержащие слова Бог и черт. Не разрешалось также с прописной буквы писать слово Бог.
В иронический период идеологическая модель разрушается и происходит обыгрывание клише. Ироническое обыгрывание ценностных клише можно проследить в романе В. Набокова «Дар». В нем каноническая личность 60-х гг. XIX века Н. Г. Чернышевский описывается иронически. Вновь созданную идеологию В. Набоков уподобляет «новой вере», которая возникает путем частичной трансформации смысловых компонентов, относящихся к прежней вере, ср.:
Как видим, циклическая смена культурных коннотаций: от ценностного к профанному, от профанного к ироническому, от иронического к историческому — происходит внутри разных типов дискурса. Порядок смены культурных коннотаций может рассматриваться как диалогическая реакция на культурные установки предшествующего периода. Диалог между языком и культурой осуществляется, таким образом, посредством культурных коннотаций, закрепленных за устойчивым контекстным употреблением лексических единиц.
Метафорические состояния или действия выражаются в форме глагола, существительного, прилагательного. Поэтическая метафора отличается от примелькавшейся бытовой метафоры своими свежестью и новизной. Образцом тонкого умения пользоваться метафорическими выражениями служат следующие стихи Пушкина (седьмая глава «Евгения Онегина»):
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потопленные луга.
Улыбкой ясного природа
Сквозь сон встречает утро года;
Синея блещут небеса.
Еще прозрачные леса
Как будто пухом зеленеют.
Пчела за данью полевой
Летит из кельи восковой.
Если метафорическое выражение как образное подобие сложного жизненного явления раскрывается на протяжении отрезка или целого стихотворения, то такая метафора называется развернутой метафорой. Этот прием применен М. Лермонтовым в стихотворении «Чаша жизни», где за основу взята ходовая, почти бытовая метафора «пить чашу жизни». У Маяковского в поэме «Облако в штанах» развернута общеизвестная метафора «нервы расходились». Когда метафорическое выражение берется в прямом смысле и в дальнейшем приобретает очертания реального, внеобразного предмета, возникает новое осмысление этого выражения, имеющее порой юмористический и даже гротескный оттенок. Такое стилистическое явление называется реализацией метафоры. На этом построен стихотворный гротеск В.Маяковского «Прозаседавшиеся»: реализована бытовая метафора «он разрывается на части». Принцип реализации метафоры положен в основу известной сатиры Саши Черного «Песнь песней». Дальше рассмотрим научную трактовку метафоры в ракурсе «Язык, культура, философия».
Литература
Барт Р.Избранные работы. Семиотика.Поэтика.Пер. с фр.- М.,1989.
Библер В.С.Михаил Михайлович Бахтин.-М.,1972.
Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. - М.: Языки славянских культур, 2007, 514 с.
Вильямс К.А.Энциклопедия восточного символизма. М., 1996.424 с.
Выготский Л.А.Мышление и речь.- М.1991.
Гаспаров М.Л.Методика анализа стихотворного текста//Русская речь.-№1, 1997.
Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию.- М., Прогресс1984, 392 с.
Постовалова В.И.Язык как деятельность.- М.: Издательство «Наука», 220 с.1982 .
Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. – М.,1972.
Михайлин В.Тропа звериных слов.- М., Новое литературное обозрение, 2005, -540с.
Квятковский А.П.Школьный поэтический словарь. М.: Дрофа, 2000.- 464 с.
Б. А. Успенский. Часть и целое в русской грамматике. 128 с. 2004.
Б. А. Успенский. Историко-филологические очерки.- М., 176 с. 2004.
Язык. Личность. Текст: Сб. ст. к 70-летию Т. М. Николаевой. 976 с. 2005.
Б. И. Ярхо. Методология точного литературоведения: Избранные труды по теории литературы. 927 с. 2006