Никифорова В.Н. "Проявления эстетической функции языка посредством метафоризации"

Никифорова Вера Николаевна -  доцент кафедры русского языка и литературы  

Метафора (греч. – перенесение) – один из основных тропов художественной речи. По определению Аристотеля, метафора «есть перенесение имени или с рода на вид или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии. Слагать хорошие метафоры — обозначает подмечать сходство (в природе)». Метафорическим слово или выражение становится тогда, когда оно употребляется не в прямом, автологическом, а в переносном значении. В основе метафоры лежит неназванное сравнение предмета с ка­ким-либо другим предметом на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов. Будучи по своей конструкции образным выра­жением, основанным на сравнении, метафора в различных формах и модифика­циях присутствует во всяком поэтическом тропе. Наша бытовая речь богата метафорами, например: идет дождь, он потерял голову, кружится голова, торговая сеть, горячее сердце, убит горем, встает солнце, пришла весна, железная воля, у нее кровь с молоком, горящие глаза, тонкий голос, тяжелый характер и т. д. (см.: Квятковский А.П., стр.181-182).

Язык является ос­новной общественно значимой (опосредованной мышлением) фор­мой отражения окружающей человека действительности и самого себя. Рассмотрим на примере метафоры зеркала - метафоры диалога. Если описание семан­тики осуществляется в рамках монологической парадигмы, то при опи­сании культурной коннотации естествен выход за ее пределы, т. е. за рамки чисто лингвистического описания.

Бахтинское понимание единиц диалога как «неких смысловых по­зиций», как «своего рода языковых мировоззрений» может быть отне­сено к культурной коннотации, которая содержит именно элементы ми­ровоззрения, а культурно коннотированный язык (например, церковно­славянский) может восприниматься как тождественный определенно­му типу мировоззрения (см.: [Успенский 1994, т, 1. с. 333-367]).

Рассматривая функцию культурной коннотации как установку на дискурс, мы тем самым приписываем ей определенную позицию, на которую возможна, а иногда и ожидаема диалогическая реакция.

Как известно, определенную роль в «монологичности» лингвисти­ческого описания играют его метаязык, базовые метафоры. Одной из таких метафор, является метафора зеркала. Описание функций языка часто идет через уподобление его зеркалу. Анализы «зеркальной метафоры» и «метафоры зеркала» даны в статьях Б.Л.Борухова (Борухов Б.Л.1991) и Н.Г.Брагиной (Брагина Н.Г., М, 2007. с.336 – 345).

Лингвистический энциклопедический словарь, [Линг ЭС 199(1. с. 604] следующим образом определяет язык: «Язык является ос­новной общественно значимой (опосредованной мышлением) фор­мой отражения окружающей человека действительности и самого себя...». Словосочетания: язык отражает, в языке отражаются, языковые отражения, отражения в языке и т. д. очень частотны в лингвистической литературе.

Метафора зеркала является одной из важнейших в гуманитарных дисциплинах. Имплицируемые ею коннотации, обусловлены ситуаци­ей:

- кто отражается (Бог, действительность);

- что есть зеркало (при­рода, мысль, сознание, загадка, картина, наука, вера, культура, язык);

- какие отношения возникают между отражением и отражаемым (сход­ство / несходство, правдивое отражение / ложное отражение).

Однако по ряду причин метафора зеркала применительно к языку не кажется удачной, поскольку отражение статично, оно только фиксиру­ет образ. В метафоре зеркала не выражена идея взаимодействия, взаи­мообмена. Она также противоречит представлению о развитии: само зеркало, а также возникающие в нем отражения не развиваются. Отра­жения могут множиться, но не развиваться. Ставя вопрос о том, как соотносятся язык и культура, следует признать, что это отношения не столько отражательные, сколько диалогические (см.: [Телия 1996, с. 225; Вragina 1998в]).

Итак, язык и культура — две семиотические системы, существующие в едином смысловом пространстве, и взаимодействующие друг с дру­гом в режиме диалога.

Ю. М. Лотман охарактеризовал ситуацию диалога следующим образом: «Наличие двух сходных и одновременно различных партнеров коммуникации на другом языке» [Лотман 1992, с. 18].

В. Г. Костомаров использует слово «вкус, определяя его как «меня­ющийся идеал пользования языком соответственно характеру эпохи» [Костомаров 1999, с. 32].

Наиболее отчетливо цикличность смены коннотаций прослеживает­ся на примере слов / словосочетаний, которые в определенный период наделялись дополнительным ценностным смыслом, служили для вы­ражения идеалов общества или отдельной культурно значимой груп­пировки.

Периоды возникновения и смены культурных коннотаций можно охарактеризовать как ценностный, профанный, иронический, исторический.

•              Ценностный период предполагает формирование системы строгой регламентации контекстов употребления и запретов на «недолж­ное» употребление. Слово / сочетание, как правило, имеет ценностную ориентацию на общественный идеал. 'Это способствует возникновению культурных коннотаций.

•              Профанный период характеризуется отходом от жесткой регла­ментации и нарушением запретов, сформированных ранее. Контексты употребления расширяются, коннотативный фон слова, сформирован­ный в первый период, начинает использоваться в разных целях: эстетических, агитационных, служить фигурой риторики.

•              Во время иронического периода происходит обыгрывание ценностных коннотаций. В литературе активно используется прием иронии.

Исторический период характеризует нейтрализация культур­ных коннотаций, которые постепенно утрачивают кореферентную связь с определенным типом дискурса.

Смена периодов: ценностный, профанный, иронический и истори­ческий - может приводить к смене культурных коннотаций у одного и того же слова / фразеологизма. Этот процесс может рассматриваться как удовлетворяющий второму условию ситуации диалога (цикличес­кая смена периодов высокой активности информации и периодов мак­симального ее снижения).

Культура может самоописываться, саморепрезинтироваться в языке. Наиболее ярко иллюстрируют эту способность единицы фразео­логии, которые, как правило, обладают двойным кодом: собственно языковым и культурным. Культурный код маркируется как «чужой голос». Т. М. Николаева предлагает в качестве доказательного критерия, отграничивающего речевые стереотипы от свободных компонен­тов высказывания, критерий «оценки по перцептивному и продук­тивному высказыванию. А именно - говорящий употребляет этот фрагмент как чужую речь и сам это ощущает, и что же ощущает слушающий, поэтому и «Велика Федора, да дура», и «Счастливые часов не наблюдают», и «Командовать парадом буду я», равно продуцируются как кусочки чу­жого текста» [Николаева 2000, с. 149].

Рассматривая фразеологизмы как единицы языка, в данном случае определяем их грамматический статус, их семантику, парадигматику, синтагмати­ку и т. д. Определяя их как «культурные тела» [Телия 1996], мы выяв­ляем их соотношение с разными типами дискурса и т. д.

Таким образом, фразеологические единицы могут быть определе­ны как компоненты единого текста, который возник в результате взаи­модействия языка и культуры. Это позволяет считать, что третье усло­вие диалога (транслируемый текст и полученный на него ответ должны образовывать единый текст) также имеет место. Иными словами, при описании процессов, возникающих между языком и культурой, мета­фора диалога кажется предпочтительной.

Названные ценностный, профанный, иронический, и исторический периоды существо­вания культурных коннотаций характеризуются определенным набором условий.

Ценностный период характеризуется следующими условиями.

Важным источником ценностных культурных коннотаций является вера, поскольку она не предполагает доказательств. У ключевых для религии, идеологии, литературного направления слов / фразеологизмов появляется символьное значение, в основании которого ле­жит вера.

В словаре В. И. Даля читаем следующее толкование: Вера 'уверенность, убеждение, твердое сознание, понятие о чем-либо, особенно пред­метах высших, невещественных, духовных'; || 'верование; отсутствие всякого сомнения или колебания о бытии и существе Бога; безус­ловное признание истин, открытых Богом. Соответственно верую­щий человек — это человек, у которого есть представление, пони­мание, существования высших духовных предметов, истинность которых не требует доказательств, не нуждается в них. Анализу язы­ковых значений слова вера посвящен ряд работ [Селезнев 1988; Шме­лев 1993].

Слова/ фразеологизмы, имеющие ценностные коннотации, фор­мируют культурно-языковую страту. Круг людей, использующих такой язык, ограничен. Язык разграничивает «своих» и «чужих».

Из выделенных Т. М. Николаевой и И. А. Седаковой четырех ти­пов функционирования клишированных речений: I) свое для своих; 2) чужое для своих; 3) свое для чужих; 4) чужое для чужих [Никола­ева 2000, с. 153] — ценностные культурные коннотации характери­зуют языковые единицы, относящиеся к первой группе. Формируется система запретов (табу) на употребление его в не­ адекватной ситуации — «не по делу», запретов на употребление языковых единиц, содержащих элементы «другой веры».

Профанный период характеризуется сначала нежестким соблюде­нием перечисленных условий, а затем полным их несоблюдением. «Цен­ностные», «сакрализованные» слова / фразеологизмы присваиваются и используются «чужими» в неадекватной ситуации. Разные культуры и противоречащие друг другу идеологии смешиваются.

В иронический период «ценностные», «сакрализованные» слова не присваиваются, но, наоборот, отчуждаются. Их цитируют и обыгрывают, их демонстрируют как языковой прием, как элементы новой эстетики.

Исторический период, предполагающий нейтрализацию культурных коннотаций, означает, что слова и фразеологизмы либо перешли в раз­ряд историзмов, либо сохранились в современном языке и употребля­ются без особой спецификации. Ниже рассмотрим примеры функционирования и смены культурных коннотаций слов/фразеологизмов, относящихся к разным типам дискурса и разным временным периодам.

Архаический период (мифологический дискурс). В архаический период существовало разделение языка на обыденный, который мыс­лился как «необработанный» и сакральный, «обработан­ный» язык или «язык людей» и «язык богов», «Язык богов» включал в себя звукоподражание, архаические слова, метафо­рические иносказания, метонимии, синонимические дублеты, наме­ренные словоизменения. Сакральное слово одновременно было и магическим, и мифологическим, поскольку заклинания, ритуальные песни неотделимы от определенных представлении о предках, духах, богах. Слияние сакрального слова, сакральной формулы с мифологе­мой устанавливало связь с традицией, с прошлым, давая слову допол­нительную сакрализацию.

«Языком богов» владели «мудрецы», «жрецы», «шаманы». Владе­ние «языком богов» было ключевым в их вербальном поведении. Язык использовался строго в определенных ситуациях, связанных: I) с об­рядом, религиозно-магическим ритуалом; 2) с предметом речи, от­носящимся к сфере общинного предания, к традиционной или к про­роческой «мудрости».

Со временем слова / фразеологизмы постепенно теряют магичес­кую функцию. На основе сакрального языка появляются тропы, разви­вается эстетическая функция языка. Ценностный период сменяется профаническим. В отношении «языка богов» тропы выражают профанную сущность текста. Они все более начинают ощущаться как украшения [Гринцер 1994, с. 55]. Смену сакрального, пророческого слова на профанное выразил Н. С. Гумилев в стихотворении «Слово» (см. отрывок):

……………………………………………………………………

И в Евангельи от Иоанна,-//Сказано, что слово что Бог.

Мы ему поставили пределом//Скудные пределы естества,

 И, как пчелы в улье опустелом, // Дурно пахнут мертвые слова.

Прямым наследником «языка богов» становится «язык поэтов». «Сказители» отделились от «шаманов» и «мудрецов» — владельцев языка богов» в поздний архаический период. Однако следы этой связи сохраняются и по сей день. Поэт часто воспринимается «больше, чем поэт». Ожидание великого поэта сродни ожиданию пророка, Миссии. Рассмотренная выше модель смены культурных коннотаций функ­ционировала в архаический период, а именно:

•              существовал сакральный язык;

•              круг людей, использовавших его, был ограничен;

•              сакральный язык употреблялся в строго определенных ситуациях,

•              профанный период начался с изменения функции: магическое сло­во стало выполнять эстетическую функцию.

Религиозный дискурс. Примером культурной коннотированности служит церковнославянский язык. Б.А. Успенский пишет: «Церковнославянский язык понимался на Руси не просто как одна из возможных систем передачи инфор­мации, но прежде всего как система символического представления православного вероисповедания, т. е. как Икона Православия» [Ус­пенский 1994, т. 1,с. 340].

Следование языковому канону оценивалось как правильное поведе­ние, а отход от него - как отход от веры. Разделение на «своих» и «чу­жих» осуществлялось четко и последовательно: христианин - еретик. На использование некоторых фразеологизмов были наложены ог­раничения: словосочетание солнце праведное употребля­лось только по отношению к Богу и не могло относиться к человеку; Протопоп Аввакум протестовал против использования сакральных эпитетов по отношению к царю, например, считал недопустимым, что­бы царей называли святыми (святой государь царь).

В древнерусских епитимейниках неоднократно встречается прави­ло. Один из его пунктов запрещает говорить дождь идет. За нарушение правила полагалось сто покло­нов. Считалось, что при его произнесении данных слов происходит оживле­ние языческих верований. В данном случае речь идет о запрете на употребление культурно маркированных языковых единиц в неадекватной ситуации, а также о запрете на употребление фразеологизмов, содержащих элементы «дру­гой веры».

Литературный дискурс. В разные периоды отдельные слова, фра­зеологизмы становились символами определенного литературного на­правления и. более важно, символами веры, т. е. подвергаются сакра­лизации. Достаточно показателен в этом отношении пример с литера­турным течением «символизм», ср. свидетельство Л. Я. Гинзбург: «В речи символистической интеллигенции с большой буквы писались и серьезно произносились слова Бездна, Вечность, Искупение. Это были слова с положительным знаком, выражавшие несомненные идеологические ценности. В речи народнической интеллигенции так же ценностно звучали слова: личность, лучшие порывы, на страже общественных интересов. Высшие женские курсы… Обе культуры кончились. (...) Но в то же время символисти­ческая речь неудержимо быстро спускалась к обывателю. (...) Сло­ва, пустые, как упраздненные ассигнации, слова, не оправданные больше ни творческими усилиями, ни страданиями, ни социальны­ми потрясениями, в свое время положившими основания их ценно­сти, В обывательском высоком слоге, подобранном по признаку красивых слов, безразлично смешивается терминология разных куль­тур и противоречивых идеологических систем» [Гинзбург 1987, с, 242—243].

Первый этап охарактеризован как выражающий несомненные идео­логические ценности. Отмечается ограниченный круг людей, исполь­зующих сакрализованный язык — «символистическая интеллигенция» в первом случае, и народническая интеллигенция — во втором. Оба противопоставлены обывателю (оппозиция «свой» — «чужой»). Позже в языке обывателя происходит смешение стилей, что означает оконча­ние ценностного и наступление профанного периода.

Идеологический дискурс. В России после революции 1917 г, в процессе возникновения новой идеологии произошла сакрализация некоторых слов и фразеологизмов. Например, относительно словосо­четания классовая борьба один из революционных лидеров (Карл Радек) заметил, что этот фразеологизм еще надо уметь употреблять, имея в виду, что не каждому можно позволить это делать [Жак Деррида 1993, с. 89]. Систему запретов на употребление единиц языка, непосредственно содержащих элементы «другой веры», можно проиллюстрировать на примере толковых словарей, написанных в советское время. В них при редактировании частично купировались фразеологизмы, содержащие слова Бог и черт. Не разрешалось также с прописной буквы писать слово Бог.

В иронический период идеологическая модель разрушается и про­исходит обыгрывание клише. Ироническое обыгрывание ценностных клише можно проследить в романе В. Набокова «Дар». В нем каноническая личность 60-х гг. XIX века Н. Г. Чернышевский описывается иронически. Вновь создан­ную идеологию В. Набоков уподобляет «новой вере», которая возника­ет путем частичной трансформации смысловых компонентов, относя­щихся к прежней вере, ср.:

Как видим, циклическая смена культурных коннотаций: от цен­ностного к профанному, от профанного к ироническому, от ироничес­кого к историческому — происходит внутри разных типов дискурса. Порядок смены культурных коннотаций может рассматриваться как диалогическая реакция на культурные установки предшествующего периода. Диалог между языком и культурой осуществляется, таким образом, посредством культурных коннотаций, закрепленных за устой­чивым контекстным употреблением лексических единиц.

Метафорические состояния или действия выражаются в форме гла­гола, существительного, прилагательного. Поэтическая метафора отличается от примелькавшейся бытовой метафоры своими свежестью и новизной. Образцом тонкого умения пользоваться метафорическими выражениями служат следующие стихи Пушкина (седьмая глава «Евгения Оне­гина»):

Гонимы вешними лучами,

С окрестных гор уже снега

Сбежали мутными ручьями

На потопленные луга.

Улыбкой ясного природа

Сквозь сон встречает утро года;

Синея блещут небеса.

Еще прозрачные леса

Как будто пухом зеленеют.

Пчела за данью полевой

Летит из кельи восковой.

Если метафорическое выражение как образное подобие сложного жизненного явления раскрывается на протяжении отрезка или целого стихотворения, то такая метафора называется развернутой метафорой. Этот прием применен М. Лермонтовым в стихотворении «Чаша жизни», где за основу взята ходовая, почти бытовая метафора «пить чашу жизни». У Маяковского в поэме «Облако в штанах» развернута общеизвестная метафора «нервы расходились». Когда метафорическое выражение берется в прямом смысле и в дальнейшем приобретает очертания реального, внеобразного предмета, возникает новое осмысление этого выражения, имеющее порой юмористический и даже гротескный оттенок. Такое стилистическое явление называется реализацией метафоры. На этом построен стихотворный гротеск В.Маяковского «Прозаседавшиеся»: реализована бытовая метафора «он разрывается на части». Принцип реализации метафоры положен в основу известной сатиры Саши Черного «Песнь песней». Дальше рассмотрим научную трактовку метафоры в ракурсе «Язык, культура, философия».

Литература

Барт Р.Избранные работы. Семиотика.Поэтика.Пер. с фр.- М.,1989.

Библер В.С.Михаил Михайлович Бахтин.-М.,1972.

Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. - М.: Языки славянских культур, 2007, 514 с.

Вильямс К.А.Энциклопедия восточного символизма. М., 1996.424 с.

Выготский Л.А.Мышление и речь.- М.1991.

Гаспаров М.Л.Методика анализа стихотворного текста//Русская речь.-№1, 1997.

Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию.- М., Прогресс1984, 392 с.

Постовалова В.И.Язык как деятельность.- М.: Издательство «Наука», 220 с.1982 .

Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. – М.,1972.

Михайлин В.Тропа звериных слов.- М., Новое литературное обозрение, 2005, -540с.

Квятковский А.П.Школьный поэтический словарь. М.: Дрофа, 2000.- 464 с.

Б. А. Успенский. Часть и целое в русской грамматике. 128 с. 2004.

Б. А. Успенский. Историко-филологические очерки.- М., 176 с. 2004.

Язык. Личность. Текст: Сб. ст. к 70-летию Т. М. Николаевой. 976 с. 2005.

Б. И. Ярхо. Методология точного литературоведения: Избран­ные труды по теории литературы. 927 с. 2006